Герой Советского Союза, полковник Королёв Константин Алексеевич (1917 —2010)

     Герой Советского Союза, полковник Королёв Константин Алексеевич родился 4 января 1917 года в селе Дмитриевское Миротинской волости Алексинского уезда Тульской губернии (ныне Заокского района Тульской области).

     Горькая истина войны: два боя в пехоте редко кто выдерживал без отправки, как поговаривали тогда, в «наркомзем» или «наркомздрав». Константин Алексеевич Королёв всю войну был в пехоте. Начинал рядовым, позднее стал офицером, командовал ротой и батальоном. Сказал, что могли убить десятки раз. Контужен, трижды ранен. «Умирать не хотел, но и выжить не надеялся. Не сейчас убьют, так через час. Уцелел. Судьба!»

     МНОГОЕ рассказывал ветеран. О нелегком, сиротском детстве, которое прошло в глубинке Тульской области. Ему было семь лет, когда умерла мама, Марфа Петровна. Спустя несколько лет не стало отца, Алексея Андреевича. Окончив школу, Костя уехал в Ленинград, где после ФЗУ работал слесарем на заводе «Электросила». Позднее забрал к себе одного из младших братьев, Александра. Тот также окончил ФЗУ и пошел токарем на «Электросилу». Он стал подводником и погиб в сентябре 1941-го . Второй брат, Виктор, воевал под Ленинградом, получил сильное ранение и на фронт не вернулся.

     В армию его призвали в октябре 1939 года. Летом сорокового в составе 30-й иркутской стрелковой дивизии участвовал в освобождении Бессарабии. Великая Отечественная застала западнее города Бельцы. Он тогда был наводчиком 120-мм миномета и участвовал в тяжелейших боях у городов Балта, Николаев, Херсон. Особенно трудно пришлось под Каховкой. «Бои были жестокие. Когда у минометчиков кончились боеприпасы, нас вывели в тыл. Пехота осталась драться. Там много наших полегло». Это был сентябрь сорок первого.

     Потом были бои под Ростовом и на Кубани. После курсов «Выстрел» в Тбилиси стал офицером и с февраля 1943 года командовал минометной ротой под Новороссийском.

     О роли ротного командира сказал так: «Если он слабоват — провал и в обороне, и в походе, и в атаке. Если у него все есть: и опыт, и смелость, и уважение, то рота по всем показателям на виду. Такие командиры знали, как выжить солдату в сложнейших условиях боя, умели вырыть окоп, знали, как помочь солдату выйти из оцепенения боя, овладеть собой, умели в нужный момент поднять роту в атаку и решить поставленную задачу с наименьшими потерями. Такие командиры рот думали о солдатах, заботились о них, оберегали их от неоправданной гибели. Так что мое твердое убеждение — именно у командиров рот на фронте была определяющая роль».

     2-й стрелковый батальон 1131-го полка 337-й дивизии Константин Королев принял летом сорок третьего.

     Королев хорошо помнил осень сорок третьего и бои в районе днепровской излучины, вошедшие позднее в историю той войны как Букринский плацдарм.

     К Днепру его батальон вышел под вечер. Накануне командир полка поставил задачу: форсировать реку на подручных средствах, захватить на правом берегу высоту 126 и открыть дорогу всей дивизии. Это было сложно и рискованно, но 26-летний старший лейтенант уже обладал опытом бить врага не числом, а искусством гибкого скрытного маневра, точным определением уязвимых звеньев во вражеской обороне.

     …Когда поредел лес и под ногами зашуршал песок, колонна остановилась. Королев приказал ротам развернуться в боевой порядок, а сам осторожно спустился к Днепру. С левого берега хорошо просматривалась и река, и высота, которую предстояло захватить. Но и оттуда видели противоположный берег: с темных круч правобережья сразу же застучал пулемет.

     Батальон замаскировался в прибрежных плавнях, и немцы, обстреливая левый берег минами и снарядами, били больше наугад, чем по конкретным целям.

     Готовясь к броску через реку, Королев не спал сутками. Из первой роты спешил к пулеметчикам, где нацелились на правый берег низенькие «максимы» с бульдожьими рыльцами, оттуда к саперам, которые также напряженно готовились к большим боям. Поспевал везде.

     Личному составу зачитали обращение военного совета фронта: «Славные бойцы, сержанты и офицеры! Перед вами — родной Днепр. Вы слышите плеск его седых волн. Там, на его западном берегу, древний Киев — столица Украины. Вы пришли сюда, на берег Днепра, через жаркие бои, под грохот орудий, сквозь пороховой дым. Вы прошли с боями сотни километров. Тяжел, но славен ваш путь… Вы с честью выполнили свой воинский долг перед Родиной. Слава вам, богатыри! Сегодня наш путь — через Днепр. Окиньте взглядом берег, что стоит перед вами. Там Киев, украинская земля, там дети и жены, отцы и матери, братья и сестры. Они ждут вас!»

     Бойцы и командиры понимали, что враг превратил правобережье Днепра в мощный оборонительный вал, предварительно уничтожив все, что могло быть использовано советскими войсками при переправе. К тому же противник располагал хорошей сетью дорог и имел свободу скрытого маневра силами и средствами, в то время как действия наших войск были скованы широкой водной преградой и находились в поле зрения врага.

     Переправу батальон готовил быстро и со смекалкой, характерной для мастеровых мужиков. В дело пошло все, что оказалось под рукой, — бревна, доски, бочки, порожние снарядные ящики, вязанки камыша, которого в днепровских плавнях было предостаточно, — все годилось для создания батальонной «флотилии». Одновременно Королев отобрал людей для первого броска на плацдарм — повоевавших, обстрелянных.

     В один из дней в землянку комбата привели местного жителя, который вызвался помочь бойцам и командирам. Босой, в рваной одежде, бородатый старик сказал: «Я здешний, покажу места, где прячем лодки. Мы же партизан переправляли…»

     …И вот настало время переправы. С комбатом на правый берег Днепра пошли двадцать пять наиболее подготовленных бойцов и командиров. С собой взяли три «максима» и две бронебойки. С легким всплеском опустились на воду лодки и плоты. Немцы ничего не учуяли. Сотни метров водной глади группа преодолела без осложнений. В ночной темноте смельчаки вплотную подползли к вражеским окопам у подножья высоты.

     От разведчиков Королев знал, что в месте высадки десанта у немцев три огневые точки, и потому разбил свой отряд на три группы. Вместе с одной пробрался к немецкому окопу и спрыгнул в него, зная, что бойцы не отстанут от него. Хотел тихо расправиться с фашистами, но какой-то обезумевший от страха вражеский солдат успел перед смертью дать очередь из автомата. И сразу взорвалась царившая на берегу тишина. Застрекотали автоматы, гулко ударили пулеметы, послышались короткие хлопки ручных гранат.

     Ситуация становилось критической. Комбат отдал команду закрепиться на рубеже, а сам лег за пулемет и начал поливать свинцом врага.

     С рассветом фашисты попытались сбросить группу Королева в реку и вернуть высоту. Вражеских солдат было не менее двух сотен. Трижды они бросались в атаку. Фигуры в чужих мундирах подпускали поближе и косили прицельным огнем. Те пятились, но бешено сопротивлялись. Когда в очередной раз немцы отхлынули, бывалый солдат Сережин доложил: «Обходят с флангов». Подпустили ближе и забросали гранатами.

     Вокруг с воем ложились снаряды, вздымая израненную землю фонтанами взрывов. В ушах стоял сплошной грохот. В небе гудели самолеты, без перерыва били по высоте вражеские орудия. Было ясно, что немцы, пока светло, попытаются не пропустить на правый берег ни одного человека, и отряду смельчаков придется рассчитывать только на свои силы. После каждой атаки группа недосчитывалась нескольких своих боевых товарищей.

     Комбат отдал приказ: боеприпасы беречь, подпускать гитлеровцев ближе и бить наверняка. Рядом ранило Сережина. Постанывая, чуть слышно ругаясь, он разорвал зубами пакет, сам наскоро забинтовал задетую осколком руку и продолжил стрелять. Присел на дно окопа контуженный близким разрывом лейтенант Кормильцев.

     Фашисты наседали. Знали, что русских мало, и яростно рвались вперед. Еще немного — и, казалось, ворвутся в траншею, сомнут…

     Королев, стиснув зубы, подпускал их так близко, что видел их перекошенные от злости лица, и косил меткими очередями. Сережин, стоя на коленях из–за простреленной ноги, быстро выдергивал запалы и бросал гранаты сильно и ровно, стараясь угодить в середину немецкой цепи. Лейтенант Надточий с почерневшим от копоти лицом сменил убитого пулеметчика. Получив тяжелое ранение в ногу, Иван потерял сознание. Очнувшись, перетянул ремнем рану выше колена и продолжал вести огонь. Крикнул Королеву: «Не возьмут нас немцы! Выдержим!» Рядом с комсоргом батальона Кормильцевым разорвалась бомба, Александр получил тяжелую контузию. Его позднее откопал кто-то из бойцов и вывез на лафете…

     На левом фланге отпор фашистам давали сержант Годунов и рядовой Ляпин, самые опытные и сметливые солдаты. Они вдвоем стоили целого взвода. Ляпин, пожилой бородатый человек, воевал еще в Гражданскую…

     Из лощины выползли три немецких танка. За ними — автоматчики. Радист Муковников замаскировался в окопчике и держал связь с левым берегом, не обращая внимания на груды земли, которыми осыпали его волны взрывов. Королев давал артиллеристам ориентиры. Перед окопами встала стена разрывов. Противник с потерями отошел. Сам комбат то и дело поглядывал вверх: не темнеет ли? Но небо было по-прежнему ясным и чистым, и казалось, не будет конца этому октябрьскому дню, удушливому пороховому дыму, нестерпимой не по сезону жаре. То был самый длинный день в молодой жизни комбата.

     Когда начала сгущаться спасительная темнота, смельчаки поняли, что выстояли. Так прошел первый день на узеньком плацдарме под селом Малый Букрин.

     Ночью на плацдарм переправились другие роты батальона.

     Утром бой возобновился с новой силой. Сорок танков, в том числе 15 «тигров», и густые цепи пехоты шли на позиции батальона. Противнику удалось прорваться с флангов, и Королев организовал круговую оборону. Рев танковых моторов, выстрелы из пушек, треск автоматных и пулеметных очередей — все слилось в единый, угнетающий грохот. К тому времени у комбата была раздроблена нога, и он руководил боем лежа. Рана жестоко мучила, но виду старался не подавать. Переживал, что не сможет довести до конца бой. На какое-то время потерял сознание. Когда очнулся, увидел перед собой испуганное лицо Ляпина. «Никому не говори», — сказал тихо. Королев и значительно поредевший батальон держались до тех пор, пока родная 337-я гвардейская стрелковая Краснознаменная, орденов Суворова и Богдана Хмельницкого Лубненская дивизия под командованием генерал-майора Григория Ляскина не форсировала Днепр и всей своей мощью не обрушилась на противника.

     Когда комбата уносили с поля боя, к нему тянулись сотни рук, со всех сторон слышались голоса солдат и офицеров: «Командир, выздоравливай!» «Возвращайся поскорей!»

     Уже после войны появились в печати такие слова бывшего командира немецкой пехотной дивизии генерал-майора Ганса Дерра: «Никакая бдительность не смогла помешать русским ночью форсировать реку. Часто русских внезапно обнаруживали в местах, где их меньше всего можно было ожидать. Они действовали с невероятной быстротой. Им было достаточно одной ночи, чтобы превратить небольшой плацдарм в мощный опорный пункт, из которого их трудно было выбить». Дорого далось батальону Королева такое признание немецкого генерала.

     О том, что он удостоен Золотой Звезды Героя Советского Союза, орденов Ленина и Красного Знамени, а также повышен в звании, Константин Алексеевич узнал в госпитале в Ташкенте. Порадовался не только своим наградам, но и вести о том, что Героем Советского Союза стал дорогой для него человек — Иван Надточий.

     О тех годах Константин Алексеевич говорил с болью: «Война — это грязь и кровь. Безумие. Мы были пешками на огромном поле войны. Никто с нами не считался. Хорошие воспоминания остались лишь о людях, которые были рядом. Взаимовыручка была такой, какая в мирное время, пожалуй, немыслима». Он до сих пор помнит тех, с кем прошел и прополз дорогами войны. С кем перекопал несчетное количество земли, укрывался одной шинелью, ел из одного котелка, за кого готов был отдать жизнь. Иван Надточий, Александр Кормильцев, Иван Муковников…

     Упоминал не только ротных и взводных, но и сержантов, рядовых. Это они вынесли Королева на руках, когда его тяжело ранило. Под яростным огнем врага, прокладывая путь гранатами и прикрывая собой комбата…

     С горечью говорил Константин Алексеевич о потерях. Сказал: «Спросите любого пехотинца, и он подтвердит, что на каждом участке фронта были свои «долины смерти», где лежали груды трупов наших солдат. Во многом виной было пресловутое «взять любой ценой». А немцы не жалели огня, у них были горы боеприпасов! Одни погибают, падают, другие перешагивают через них и бегут дальше. Говорили, что иначе не победить. Может быть. Но часто бойцы шли в атаку из-за дикого страха командиров перед вышестоящим начальством».

     Рассказал о таком случае. Когда захлебнулась очередная атака и Королев находился в окопе, к нему подскочил заместитель командира дивизии. Посыпался отборный мат, угрозы отдать под трибунал и расстрелять. Никакие доводы о том, что батальон потерял больше половины бойцов и командиров, что артиллерия не подавила огневые точки, а бесцельная атака на ровной местности приведет к полной потере батальона, на полковника не действовали. Вперед, мать твою — и все!

     От штрафбата спас командир полка Николай Устинов. Хорошо зная своего комбата еще с Курской битвы, он послал дивизионное начальство подальше. Николай Иванович, как вспоминает Королев, не относился к тем грубиянам и бездарям, которых, увы, не раз пришлось встретить за годы войны. «Самодурства на фронте было немало, но Устинов был из тех командиров, кто не посылал солдат на верную гибель, оберегал. Солдаты это знали и уважали его. Кадровый офицер-кавалерист, он доверял офицерам полка и редко вмешивался в решения командиров батальонов и рот».

В домашней обстановке — с внучкой Любой, внуком Ваней и правнуком Димой

     Но потери были не только на земле. Зарубкой на сердце Константина Алексеевича осталась картина, как один «мессер» сбил сразу девять бомбардировщиков ТБ-3. Наши с медленным гулом шли в сторону вражеской территории, но почему-то без прикрытия. Вдруг из-за облаков вынырнул маленький, быстрый, как оса, вражеский истребитель и начал методично расстреливать один за другим наши тихоходы. И вскоре в небе не осталось ни одной громадной, медленной, беспомощной машины, только поднимались в разных местах черные столбы дыма…

     Думал ли о смерти? «Все невзгоды, гибели так износили нервную систему, что появилось какое-то безразличие. Там как-то «дубеешь», стынешь душой. И ты уже не ты, а кто-то иной. О том, что будет завтра, не думал. Жил минутой, часом, днем, тем, что здесь и сейчас». Немного помолчав, добавил: «Знаете, удивлялся тому, что вокруг погибали, а я оставался жить. Поневоле поверишь в судьбу!»

     Судьба даровала Константину Алексеевичу долгую жизнь. В 1944 году, после выздоровления, он поступил в Военную академию имени М. В. Фрунзе. В парадной «коробке» академии прошел торжественным маршем по Красной площади 24 июня 1945 года. Позднее командовал батальоном в знаменитой гвардейской дивизии имени Панфилова, долго служил в Главном управлении боевой подготовки Сухопутных войск Минобороны СССР. Службу оставил в 1970 году. Более 15 лет работал в Госкомитете Совета министров СССР по профессионально-техническому образованию. Активно работал в Комитете ветеранов войны и главном штабе военно-спортивной игры «Орленок», член редколлегии журнала «Военные знания».

     Умер Константин Алексеевич Королёв 5 сентября 2010 года. Похоронен на Перепечинском кладбище в Москве.

     Владимир Гондусов


     Источник: http://bratishka.ru