Веселье сердечное и безсердечное. Когда смех — не грех

  10.07.2015

Священник Димитрий Фетисов

   Однажды, еще будучи студентом, я попал в совершенно нелепую ситуацию, когда все вокруг хохотали до упаду, а мне было более чем грустно.

   Мой друг, работавший дворником в областном драмтеатре и имеющий там определенные льготы, пригласил меня безплатно посетить спектакль. После учебы и работы (а я так же трудился дворником, и мой участок был по соседству) мы наугад пошли посмотреть, что там сегодня показывают.

   Нам «повезло» — в тот вечер давали «Слишком женатого таксиста» Рэя Куни. Сюжет чрезвычайно прост: главный герой пьесы, таксист Джон Смит, женат на двух женщинах одновременно. Одна из них хорошая домохозяйка и стряпуха, а другая — жгучая красотка и страстная любовница. Естественно, обе жены даже не подозревают о существовании друг друга до тех пор, пока череда непредвиденных и смешных обстоятельств не делает тайное явным…

   Меня тогда возмутила до глубины души не столько сама пьеса, изобилующая разного рода пошлостями, сколько положительная реакция бурно веселящейся публики, состоящей, как мне тогда показалось, большей частью из вполне приличных взрослых дам…

   Отчего у этих неглупых и почтенных женщин, со вкусом и даже старомодно одетых, настолько дурное чувство юмора, что они не поняли самого главного: весь спектакль — это просто диавольская, вульгарная и довольно неоригинальная насмешка прежде всего над ними самими, а также над всем святым, что может быть в отношениях между мужчиной и женщиной?

На мой взгляд, одна из главных причин популярности дурного юмора, ныне стихийно наводнившего нашу жизнь, — отсутствие у современного человека воображения, вызванное недостатком жизненного опыта, или же отсутствие ума, не позволяющее этот опыт фиксировать. Одним словом — «кто в армии служил, тот в цирке не смеется».

   А самая главная проблема — это неимение чисто христианского аскетического навыка, для которого тоже нужно живое воображение и чуткое сердце — уметь представлять себя на месте ближнего. Если бы нынешняя публика и юмористы имели бы эту добродетель, то пошлости и сальности отпали бы сами собой.

   Ведь вряд ли ты будешь травить анекдоты про мужа, вернувшегося из командировки, двух наркоманов или одного «дауна», если сам когда-нибудь реально сталкивался с весьма драматичными жизненными ситуациями, в которых фигурировали вышеупомянутые герои.

   Хорошей иллюстрацией этого простого тезиса могут служить не только произведения Чехова, но и старые западные фильмы, снятые в те времена, когда Европа и Америка еще не были «постхристианскими». Например, в некоторых комедиях Чарли Чаплина юмор настолько деликатный, что даже не всегда понятно, где же надо смеяться…

   Впрочем, разговор, и тем более дискуссия о том, какой у нас сейчас ужасный юмор, мне мнится безсмысленным, так как здесь все и так понятно. А кому непонятно, тем, увы, наверное, и не стоит объяснять. Как бы это высокомерно ни звучало, но это факт — чувство юмора явно связано с духовным состоянием человека, и тому, кто, находясь в плену собственных страстей, даже не задумывается о своей поврежденности, вряд ли можно что-то объяснить, пока он сам не поймет (или ему не будет дано понять).

   Пожалуй, единственная заслуживающая внимания тема заключается в вопросе о том, насколько православная традиция допускает смех и веселье в искусстве и в нашей повседневной жизни? Одним словом, когда смех не является грехом? Ведь если мы почитаем Священное Писание и сочинения святых отцов, то можем сделать ложный, на мой взгляд, вывод о том, что наша вера объявляет греховным любой юмор.

   Чего стоит один Экклезиаст, говорящий, что Сетование лучше смеха, потому что при печали лица сердце делается лучше (Еккл. 7, 3), а смех глупых сравнивающий с треском тернового хвороста под котлом (Еккл. 7, 6). Страшные и отрезвляющие слова говорит и Господь в Евангелии: Горе вам, смеющиеся ныне, ибо восплачете и возрыдаете (Лк. 6, 25).

   Святоотеческая традиция также довольно строга по отношению к юмору. Например, святитель Иоанн Златоуст отмечает, что Христос Спаситель и Его Пречистая Матерь нигде в Священном Писании не смеются. Впрочем, он, по его же собственной оговорке, говорит это, не запрещая смеяться, но «удерживая от неумеренного смеха».

   При желании можно найти много цитат из Библии, из творений святых отцов и монашеских патериков, говорящих о юморе и веселье весьма строго. Но картина будет явно неполной, если мы не вспомним о том, что в описании добродетелей и пути их достижения, которое нам дано в Откровении, есть диалектичность, так как тезису о трезвении и покаянной грусти непременно сопутствует и антитезис о веселье и радости тех, кто следует за Господом.

   Радуйтесь всегда в Господе; и еще говорю: радуйтесь (Фил. 4, 4), — говорит апостол Павел. А апостол и евангелист Иоанн Богослов, подробно описывая первое чудо, сотворенное Господом в Кане Галилейской, своим повествованием подчеркивает, что наша вера по-своему гедонистична. Спаситель не гнушается простой человеческой радости (ибо что может быть более человечным и более радостным, чем брак), даже если эта радость немножко выходит за рамки (вспомним: чудо было сотворено именно тогда, когда все гости, судя по контексту Евангелия, были уже навеселе (см.: Ин. 2, 1–11)).

   Преподобный Серафим Саровский говорил: «Нет хуже греха и ничего нет ужаснее и пагубнее духа уныния. Ведь веселость не грех, она отгоняет усталость, а от усталости уныние бывает, и хуже его нет, оно все приводит с собой… Сказать слово ласковое, приветливое да веселое, чтобы у всех пред лицом Господа дух всегда весел, а не уныл был — вовсе не грешно…»

   Схиархимандрит Агапит (Беловидов) писал о преподобном Амвросии Оптинском: «Батюшку Амвросия невозможно представить без участливой улыбки, от которой вдруг становилось как-то весело и тепло, — без заботливого взора, который говорил, что вот-вот он сейчас для вас придумает и скажет что-нибудь полезное, — и без того оживления во всем… Он смеялся с вами одушевленным молодым смехом…».

   Конечно, радость святых была совершенна. Они, успешно отыскав золотую середину, не только стяжали тихое и целомудренное духовное веселье, но и щедро делились им с другими.

   Нередко юмор, которого не гнушались многие святые, был явным снисхождением к людям, стоящим на более низком уровне духовного развития, то есть ко всем нам. Поэтому и нам следует быть попроще и по отношению к себе, и по отношению к ближним, помня, что первоклассники задач по высшей математике не решают; иначе, столкнувшись с чрезвычайно сложным заданием, они и вовсе не захотят учиться.

   Хорошо иллюстрирует это история из жития величайшего аскета древности преподобного Антония Великого. Однажды некий охотник, встретившись с этим знаменитым аввой, соблазнился, глядя на то, как он шутит со своими учениками: ничего себе, монашеская жизнь! Старец же вразумил его следующим образом: попросил натянуть тетиву лука и после исполнения просимого стал и дальше уговаривать тянуть тетиву еще сильнее. И когда охотник сказал, что опасается сломать лук, подвижник пояснил ему: «Так и в деле Божием — если мы сверх меры будем налегать на братий, то от приражения они скоро сокрушатся. Посему необходимо иногда давать хотя некоторое послабление братии».

   В перспективе спасения души нельзя забывать, что не всякий смех и юмор хороши в качестве некоторой «разрядки» на поле духовной и душевной брани, даже если это смех вполне пристойный и интеллектуальный. «Даже безспорно умный смех бывает иногда отвратителен»,— писал Достоевский.

   Многим, наверное, еще со школьных лет знакома ситуация жестокого унижения, в которой легко может оказаться ученик, студент, рядовой сотрудник на работе, над которым начальство прилюдно шутит — интеллигентно, тонко, но совершенно уничтожающе. А как часто язвительнейшая ирония выражается одним движением брови, подергиванием губ, жестом… И всем смешно до колик, а кому-то одному — хоть плачь. Здесь сразу хочется вспомнить еще одну цитату одного мыслителя: «Остроумие надо использовать как щит, а не как меч, чтобы ранить других». Но иногда нам не нужен и щит. Блаженны вы, егда поносят вас (Мф. 5, 11) — эта заповедь, может быть, и не всегда нам по плечу, но стоит помнить о ней хотя бы как об идеале.

   А самый безобидный (и, пожалуй, самый благодатный) смех — это смех над собой. Самоирония — хорошая защита от самопревозношения, от нездоровой серьезности, делающей человека по-настоящему смешным и жалким.

Так что это вполне возможно — умея правильно веселиться, оставаться при этом благочестивым человеком. Главное — знать меру, быть благоговейным по отношению к ближнему и, не затрагивая в шутках некоторых сакральных тем, щедро и с иронией смеяться прежде всего над самим собой.

   Источник: http://www.eparhia-saratov.ru