Детские вопросы: трудные и неудобные

     Неожиданно мы с мужем столкнулись с такой… даже не проблемой, а скорее ситуацией: старший сын начал задавать трудные вопросы.

     В принципе, я понимала, что однажды мне придется серьезно задуматься над тем, что именно я говорю. Я понимала, что в процессе познания мира мои дети будут спрашивать и о глубоко личных вещах. Но я не ожидала, что это произойдет так рано...

     Все началось со смерти одного нашего близкого человека. И сын, которому 3,5 года, начал спрашивать, что такое смерть. Причем ответ: «Это когда человек уходит на небо к Богу», – его не устроил. Сын начал переживать, что папа, который уехал на отпевание «попрощаться», тоже не вернется. Поэтому пришлось влезать в тему серьезно и давать более пространные пояснения.

     Спустя пару недель нас огорошила фраза: «Почему Он со мной не разговаривает?» Выяснили, что имелась в виду икона Тайной Вечери, которая висит у нас на кухне. Оказывается, сын хотел поделиться с Богом, что он сегодня ест, и спросить, не хочет ли Он тоже попробовать. Ну и вообще: почему бы не поговорить?

     Эти первые «ласточки» полетели в самом начале февраля. И с каждым днем их все больше. Вы не представляете (а может, и представляете, тогда посочувствуете)), как сложно объяснить ребенку такого возраста, почему Бог стал человеком и потом умер ради нас всех. И не говорите мне, что не надо было усложнять. Потому что выпытывается буквально все: все подробности, все мотивы, все итоги. И «Библия для детей» тут не помощник – слишком примитивно.

     Апофеозом стала ситуация, когда в монастыре, куда мы приехали исповедаться, сын на полчаса «залип» на росписи «Страшный Суд». Это огромная фреска на всю стену и на часть сводов: грешники, ангелы, бесы, весы с грехами и добрыми делами, Змей, пылающий ад, двери Рая... Любые попытки оторвать ребенка от созерцания тут же превращались в слезы. Так что на исповеди мы с мужем стояли с остальными детьми по очереди – одному приходилось стоять рядом со страшим и отвечать на вал вопросов. Как вам: «А почему бесам надо его (человека) забрать себе?», «А если я буду вести себя плохо, но не знаю, что это плохо, меня тоже бесы заберут?», «А почему дракон (так там изображена геенна огненная) ест батюшек? Как батюшки себя плохо вели?» (на фреске в геенне огненной оказываются и простые люди, и цари, и даже священники). Ну и напоследок, уже уходя, пусть и с неохотой, сын выдал: «Мама, у нас дома много комнат, и везде чистые потолки – давай, у нас тоже так нарисуем!»

     Потом была Страстная неделя и Плащаница... Пять минут сын, иногда мешая остальным прихожанам, держался за край и вглядывался в лежащего Христа. И снова спрашивал, почему Он умер, и почему плачет Его Мама, и точно ли Он снова оживет. В этот момент я сама захотела плакать... Потому что, пока объясняла ребенку происходящее, так глубоко это вновь прочувствовала, как в детстве...

     С тех самых пор любимое занятие сына – рассматривание сюжетных икон. Золотая середина, так сказать. Не можем же мы ездить в монастырь каждый день, хоть он и рядом. Так что муж ищет иконы различных праздников в интернете, показывает разные варианты – и рассказывает, рассказывает, рассказывает... А потом отвечает на вопросы: на кучу вопросов обо всем.

     Знаете, я думала, мне сложнее будет говорить с детьми о разнице полов и о том, откуда берутся дети! Вот честно! Но теперь понимаю, что все это ерунда. В конце концов, на эти «неудобные» вопросы можно придумать завуалированные ответы, до поры до времени повременить с излишними подробностями. Да и нет в этом ничего такого на самом деле – берем анатомический атлас и объясняем. Но как отвечать завуалированно на самые важные вопросы, которые человек вообще в жизни задает?! Маленький человек, за воспитание которого я отвечаю, спрашивает меня, почему Бог его любит! Как тут ответить? Так, чтобы маленький человечек понял и почувствовал всю глубину. Потому что в этих вопросах не бывает поверхностного: лишь постепенное погружение в океан Любви – и именно я и мой муж должны показать, как все это прекрасно. Не испугать, не оттолкнуть, заинтересовать, но и не дать ложной информации, не столкнуть с пути, который только начинается.

     Тяжело это, в общем. И сложно давать какие-то советы. Для себя я поняла пока один важный принцип: пока ты сам не понимаешь каких-то вещей (пусть и сформулированных взрослым языком), ты не в состоянии переложить это на детский язык так, чтобы и глубина осталась, и истина не потерялась, и ребенок понял.

     И еще я поняла: я наконец столкнулась с ситуацией, когда просто не имею права отмахнуться от детских вопросов. Я могу быстренько свернуть тему про животных, машины, динозавров, даже про больной живот и лекарства. Но я не имею права не ответить на вопрос о том, что такое жизнь и смерть, что такое грех, что такое Причастие.

     Я ощутила себя в начале непростого пути: пути истинной ответственности не за сохранность тела ребенка, но в какой-то степени за спасение его души. Ведь те зернышки, которые закладываются в него сейчас, очень скоро прорастут. И от меня и моего мужа во многом зависит, какие именно зерна это будут. Очень надеюсь, что мы не наделаем ошибок...

     Мария Медведева

     Источник: http://naslednick.online